Мы тогда собирались за одним столом, всей нашей маленькой семьей. Я, мама и папа, и лепили пельмени. За тесто был ответственным отец. Он со всей дури своими сильными пролетарскими руками мощно замешивал тугое пресное тесто и раскатывал его в плоские ровные блины.
За фарш отвечали уже я и отец. Отец учил меня, как правильно смешивать фарш — две части свиного, одна часть говяжьего, мякоть белого батона, вымоченного в молоке, два сырых яйца, приправы, тертый репчатый лук и тщательно все это перемешать.
Таков был наш семейный рецепт, не надо грязи. До эпохи покупных пельменей было ещё двадцать пять лет.
Курятина, дичь и баранина шли по отдельным процессам готовки, и в пельменях нашей семьи не участвовали.
Стаканами мы нарезали кружки теста, с большой миски укладывали вилками на кружки готовый фарш, складывали и залепливали края, потом свернуть и склеить. У папы и мамы получалось как-то легко и само собой. Мне приходилось постараться. Мама злилась, когда я портил заготовки. Отец лишь ухмылялся и подкладывал ещё. Он полагал лучшим способом учения практику. Хорошо, что я научился плавать сам. Иначе бы меня скинули бы с лодки где-то посреди Енисея. С отца бы сталось.
Вы поймите, он был не злой и не хороший. Он был отцом, отлично представлявшим, какая жизнь ждет его слишком мягкотелого и добросердечного сына, и в меру своих сил он пытался меня подготовить. Теперь, сам давно став отцом, я это понимаю.
Спасибо, папа. Очень жаль, что ты так рано нас с мамой покинул. Ты не увидел своих внуков. Мне очень тебя не хватает. Как не хватало последние двадцать семь лет.
Я все еще кручу иногда домашние пельмени. Не такие, как покупные. Прорва времени на них уходит, ведь я теперь один, и вместо секретных отцовских приправ — черный и красный молотые перцы, чуть шафрана и мои горькие слезы, о потерянном. В кипяток для пельменей нужно бросить половину большой луковицы и пару листов лаврушки. Для покупных я так не изгаляюсь.
Другое дело — самолепные. Их я делаю со всем тщанием, по семейному рецепту. Для души. И напоминанием о том, можете назвать это мазохизмом или придурью, что больше никогда мы не соберемся за одним столом, чтобы делать наши неровные, но такие вкусные, домашние пельмени.